Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Толстой Лев Николаевич
Зерно с куриное яйцо

Л.Н.Толстой

ЗЕРНО С КУРИНОЕ ЯЙЦО

Нашли раз ребята в овраге штучку с куриное яйцо, с дорожкой посредине и похоже на зерно. Увидал у ребят штучку проезжий, купил за пятак, повез в город, продал царю за редкость.

Позвал царь мудрецов, велел им узнать, что за штука такая – яйцо или зерно? Думали, думали мудрецы – не могли ответа дать. Лежала эта штучка на окне, влетела курица, стала клевать, проклевала дыру; все и увидали, что зерно. Пришли мудрецы, сказали царю: "Это – зерно ржаное".

Удивился царь. Велел мудрецам узнать, где и когда это зерно родилось. Думали, думали мудрецы, искали в книгах – ничего не нашли. Пришли к царю, говорят:

– Не можем дать ответа. В книгах наших ничего про это не написано; надо у мужиков спросить, не слыхал ли кто от стариков, когда и где такое зерно сеяли.

Послал царь, велел к себе старого мужика привести. Разыскали старика старого, привели к царю. Пришел старик, зеленый, беззубый, насилу вошел на двух костылях.

Показал ему царь зерно, да не видит уже старик; кое-как половину разглядел, половину руками ощупал.

Стал его царь спрашивать:

– Не знаешь ли, дедушка, где такое зерно родилось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Глух был старик, насилу-насилу расслышал, насилу-насилу понял. Стал ответ держать.

– Нет, – говорит, – на своем поле хлеба такого севать не севал, и жинать не жинал, и покупывать не покупывал. Когда покупали хлеб, все такое же зерно мелкое было, как и теперь. А надо, – говорит, – у моего батюшки спросить; может, он слыхал, где такое зерно рожалось.

Послал царь за отцом старика, велел к себе привести. Нашли и отца старикова, привели к царю. Пришел старик старый на одном костыле. Стал ему царь зерно показывать. Старик еще видит глазами, хорошо разглядел. Стал царь его спрашивать:

– Не знаешь ли, старичок, где такое зерно родилось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Хоть и крепонек на ухо был старик, а расслышал лучше сына.

– Нет, – говорит, – на своем поле такого зерна севать не севал и жинать не жинал. А покупать не покупывал, потому что на моем веку денег еще и в заводе не было. Все своим хлебом кормились, а по нужде – друг с дружкой делились. Не знаю я, где такое зерно родилось. Хоть и крупнее теперешнего и умолотнее наше зерно было, а такого видать не видал. Слыхал я от батюшки, – в его время хлеб лучше против нашего раживался, и умолотней и крупней был. Его спросить надо.

Послал царь за отцом стариковым. Нашли и деда, привели к царю. Вошел старик к царю без костылей; вошел легко; глаза светлые, слышит хорошо и говорит внятно. Показал царь зерно деду. Поглядел дед, повертел.

– Давно, – говорит, – не видал я старинного хлебушка.

Откусил дед зерна, пожевал крупинку,

– Оно самое, – говорит.

– Скажи же мне, дедушка, где такое зерно родилось? На своем поле не севал ли ты такой хлеб? Или на своем веку где у людей не покупывал ли?

И сказал старик:

– Хлеб такой на моем веку везде раживался. Этим хлебом, – говорит, – я век свой кормился и людей кормил.

И спросил царь:

– Так скажи же мне, дедушка, покупал ли ты где такое зерно, или сам на своем поле сеял?

Усмехнулся старик.

– В мое время, – говорит, – и вздумать никто не мог такого греха, чтобы хлеб продавать, покупать. А про деньги и не знали: хлеба у всех своего вволю было. Я сам так 6f7 ой хлеб сеял, и жал, и молотил.

И спросил царь:

– Так скажи же мне, дедушка, где ты такой хлеб сеял и где твое поле было?

И сказал дед:

– Мое поле было – земля божья. Где вспахал, там и поле. Земля вольная была. Своей землю не звали. Своим только труды свои называли.

– Скажи же, – говорит царь, – мне еще два дела: одно дело – отчего прежде такое зерно рожалось, а нынче не родится? А другое дело – отчего твой внук шел на двух костылях, сын твой пришел на одном костыле, а ты вот пришел и вовсе легко; глаза у тебя светлые, и зубы крепкие, и речь ясная и приветная? Отчего, скажи, дедушка, эти два дела сталися?

И сказал старик:

– Оттого оба дела сталися, что перестали люди своими трудами жить, – на чужое стали зариться. В старину не так жили: в старину жили по-божьи; своим владали, чужим не корыстовались.

Нашли раз ребята в овраге штучку с куриное яйцо, с до­рожкой посредине и похоже на зерно. Увидал у ребят штучку проезжий, купил за пятак, повез в город, продал царю за ред­кость.

Позвал царь мудрецов, велел им узнать, что за штука та­кая - яйцо или зерно? Думали, думали мудрецы - не могли ответа дать. Лежала эта штучка на окне, влетела курица, стала клевать, проклевала дыру; все и увидали, что зерно. Пришли мудрецы, сказали царю: «Это - зерно ржаное».

Удивился царь. Велел мудрецам узнать, где и когда это зерно родилось? Думали, думали мудрецы, искали в книгах - ничего не нашли. Пришли к царю, говорят: «Не можем дать ответа. В книгах наших ничего про это не написано; надо у мужиков спросить, не слыхал ли кто от стариков, когда и где такое зерно сеяли?»

Послал царь, велел к себе старого мужика привести. Ра­зыскали старика старого, привели к царю. Пришел старик зе­леный, беззубый, насилу вошел на двух костылях.

Показал ему царь зерно, да не видит уже старик; кое-как половину разглядел, половину руками ощупал.

Стал его царь спрашивать: «Не знаешь ли, дедушка, где такое зерно родилось? Сам на своей поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Глух был старик, насилу-насилу расслышал, насилу-на­силу понял. Стал ответ держать: «Нет, - говорит, - на своем поле хлеба такого севать не севал, и жинать не жинал, и покупывать не покупывал. Когда покупали хлеб, все такое же зерно мелкое было, как и теперь. А надо, - говорит, - у моего батюшки спросить; может, он слыхал, где такое зерно рожалось?»

Послал царь за отцом старика, велел к себе привести. На­шли и отца старикова, привели к царю. Пришел старик ста­рый на одном костыле. Стал ему царь зерно показывать. Ста­рик еще видит глазами, хорошо разглядел. Стал царь его спрашивать: «Не знаешь ли, старичок, где такое зерно роди­лось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?»

Хоть и крепонек на ухо был старик, а расслышал лучше сына. «Нет, - говорит, - на своем поле такого зерна севать не севал и жинать не жинал. А покупать не покупывал, пото­му что на моем веку денег еще и в заводе не было. Все своим хлебом кормились, а по нужде - друг с дружкой делились. Не знаю я, где такое зерно родилось. Хоть и крупнее теперешнего и умолотнее наше зерно было, а такого видать не видал. Слыхал я от батюшки - в его время хлеб лучше против нашего раживался и умолотней и крупней был. Его спросить надо».

Послал царь за отцом стариковым. Нашли и деда; приве­ли к царю. Вошел старик к царю без костылей; вошел легко - глаза светлые, слышит хорошо и говорит внятно. Показал царь зерно деду. Поглядел дед, повертел. «Давно, - говорит, - не видал я старинного хлебушка». Откусил дед зерна, пожевал крупинку.

Оно самое, - говорит.

Скажи же мне, дедушка, где такое зерно родилось? На своем поле не севал ли ты такой хлеб? Или на своем веку где у людей не покупывал ли?

И сказал старик: «Хлеб такой на моем веку везде раживался. Этим хлебом, - говорит, - я век свой кормился и людей кормил».

И спросил царь: «Так скажи же мне, дедушка, покупал ли ты где такое зерно, или сам на своем поле сеял?»

Усмехнулся старик.

В мое время, - говорит, - и вздумать никто не мог такого греха, чтобы хлеб продавать, покупать. А про деньги и не знали; хлеба у всех своего --------олю было. Я сам такой хлеб сеял, и жал, и молотил.

И спросил царь: «Так скажи же мне, дедушка, где ты та­кой хлеб сеял и где твое поле было?»

И сказал дед: «Мое поле было - земля Божья. Где вспа­хал, там и поле. Земля вольная была. Своей земли не знали. Своим только труды свои называли».

Скажи же, - говорит царь, - мне еще два дела: одно дело - отчего прежде такое зерно рожалось, а нынче не ро­дится? А другое дело - отчего твой внук шел на двух косты­лях, сын твой пришел на одном костыле, а ты вот пришел и вовсе легко, глаза у тебя светлые и зубы крепкие, и речь ясная и приветная? Отчего, скажи, дедушка, эти два дела сталися?

И сказал старик: «Оттого оба дела сталися, что перестали люди своими трудами жить - на чужие стали зариться. В ста­рину не так жили: в старину жили по-Божьи; своим владели, чужим не корыстовались».

Зерно с куриное яйцо

Толстой Лев Николаевич

Зерно с куриное яйцо

Л.Н.Толстой

ЗЕРНО С КУРИНОЕ ЯЙЦО

Нашли раз ребята в овраге штучку с куриное яйцо, с дорожкой посредине и похоже на зерно. Увидал у ребят штучку проезжий, купил за пятак, повез в город, продал царю за редкость.

Позвал царь мудрецов, велел им узнать, что за штука такая ‑ яйцо или зерно? Думали, думали мудрецы ‑ не могли ответа дать. Лежала эта штучка на окне, влетела курица, стала клевать, проклевала дыру; все и увидали, что зерно. Пришли мудрецы, сказали царю: «Это ‑ зерно ржаное».

Удивился царь. Велел мудрецам узнать, где и когда это зерно родилось. Думали, думали мудрецы, искали в книгах ‑ ничего не нашли. Пришли к царю, говорят:

‑ Не можем дать ответа. В книгах наших ничего про это не написано; надо у мужиков спросить, не слыхал ли кто от стариков, когда и где такое зерно сеяли.

Послал царь, велел к себе старого мужика привести. Разыскали старика старого, привели к царю. Пришел старик, зеленый, беззубый, насилу вошел на двух костылях.

Показал ему царь зерно, да не видит уже старик; кое‑как половину разглядел, половину руками ощупал.

Стал его царь спрашивать:

‑ Не знаешь ли, дедушка, где такое зерно родилось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Глух был старик, насилу‑насилу расслышал, насилу‑насилу понял. Стал ответ держать.

‑ Нет, ‑ говорит, ‑ на своем поле хлеба такого севать не севал, и жинать не жинал, и покупывать не покупывал. Когда покупали хлеб, все такое же зерно мелкое было, как и теперь. А надо, ‑ говорит, ‑ у моего батюшки спросить; может, он слыхал, где такое зерно рожалось.

Послал царь за отцом старика, велел к себе привести. Нашли и отца старикова, привели к царю. Пришел старик старый на одном костыле. Стал ему царь зерно показывать. Старик еще видит глазами, хорошо разглядел. Стал царь его спрашивать:

‑ Не знаешь ли, старичок, где такое зерно родилось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Хоть и крепонек на ухо был старик, а расслышал лучше сына.

‑ Нет, ‑ говорит, ‑ на своем поле такого зерна севать не севал и жинать не жинал. А покупать не покупывал, потому что на моем веку денег еще и в заводе не было. Все своим хлебом кормились, а по нужде ‑ друг с дружкой делились. Не знаю я, где такое зерно родилось. Хоть и крупнее теперешнего и умолотнее наше зерно было, а такого видать не видал. Слыхал я от батюшки, ‑ в его время хлеб лучше против нашего раживался, и умолотней и крупней был. Его спросить надо.

Послал царь за отцом стариковым. Нашли и деда, привели к царю. Вошел старик к царю без костылей; вошел легко; глаза светлые, слышит хорошо и говорит внятно. Показал царь зерно деду. Поглядел дед, повертел.

‑ Давно, ‑ говорит, ‑ не видал я старинного хлебушка.

Откусил дед зерна, пожевал крупинку,

‑ Оно самое, ‑ говорит.

‑ Скажи же мне, дедушка, где такое зерно родилось? На своем поле не севал ли ты такой хлеб? Или на своем веку где у людей не покупывал ли?

И сказал старик:

‑ Хлеб такой на моем веку везде раживался. Этим хлебом, ‑ говорит, ‑ я век свой кормился и людей кормил.

И спросил царь:

‑ Так скажи же мне, дедушка, покупал ли ты где такое зерно, или сам на своем поле сеял?

Усмехнулся старик.

‑ В мое время, ‑ говорит, ‑ и вздумать никто не мог такого греха, чтобы хлеб продавать, покупать. А про деньги и не знали: хлеба у всех своего вволю было. Я сам так 6f7 ой хлеб сеял, и жал, и молотил.

И спросил царь:

‑ Так скажи же мне, дедушка, где ты такой хлеб сеял и где твое поле было?

И сказал дед:

‑ Мое поле было ‑ земля божья. Где вспахал, там и поле. Земля вольная была. Своей землю не звали. Своим только труды свои называли.

‑ Скажи же, ‑ говорит царь, ‑ мне еще два дела: одно дело ‑ отчего прежде такое зерно рожалось, а нынче не родится? А другое дело ‑ отчего твой внук шел на двух костылях, сын твой пришел на одном костыле, а ты вот пришел и вовсе легко; глаза у тебя светлые, и зубы крепкие, и речь ясная и приветная? Отчего, скажи, дедушка, эти два дела сталися?

И сказал старик:

‑ Оттого оба дела сталися, что перестали люди своими трудами жить, ‑ на чужое стали зариться. В старину не так жили: в старину жили по‑божьи; своим владали, чужим не корыстовались.

Нет,- говорит,- на своем поле хлеба такого севать не севал, и жинать не жинал, и покупывать не покупывал. Когда покупали хлеб, все такое же зерно мелкое было, как и теперь. А надо,- говорит,- у моего батюшки спросить: может, он слыхал, где такое зерно рожалось.

Послал царь за отцом старика, велел к себе привести. Нашли и отца старикова, привели к царю. Пришел старик старый на одном костыле. Стал ему царь зерно показывать. Старик еще видит глазами, хорошо разглядел. Стал царь его спрашивать:

Не знаешь ли, старичок, где такое зерно родилось? Сам на своем поле не севал ли хлеба такого? Или на своем веку не покупывал ли где такого зерна?

Хоть и крепонек на ухо был старик, а расслышал лучше сына.

Нет,- говорит,- на своем поле такого зерна севать не севал и жинать не жинал. А покупать не покупывал, потому что на моем веку денег еще и в заводе не было. Все своим хлебом кормились, а по нужде - друг с дружкой делились. Не знаю я, где такое зерно родилось. Хоть и крупнее теперешнего и умолотнее наше зерно было, а такого видать не видал. Слыхал я от батюшки,- в его время хлеб лучше против нашего раживался, и умолотней и крупней был. Его спросить надо.

Послал царь за отцом стариковым. Нашли и деда, привели к царю. Вошел старик к царю без костылей; вошел легко; глаза светлые, слышит хорошо и говорит внятно. Показал царь зерно деду. Поглядел дед, повертел.

Давно,- говорит,- не видал я старинного хлебушка.

Откусил дед зерна, пожевал крупинку.

Оно самое,- говорит.

Скажи же мне, дедушка, где такое зерно родилось? На своем поле не севал ли ты такой хлеб? Или на своем веку где у людей не покупывал ли?

И сказал старик:

Хлеб такой на моем веку везде раживался. Этим, хлебом,- говорит,- я век свой кормился и людей кормил.

И спросил царь:

Так скажи же мне, дедушка, покупал ли ты где такое зерно, или сам на своем поле сеял?

Усмехнулся старик.

В мое время,- говорит,- и вздумать никто не мог такого греха, чтобы хлеб продавать, покупать. А про деньги и не знали: хлеба у всех своего вволю было. Я сам такой хлеб сеял, и жал, и молотил.

И спросил царь:

Так скажи же мне, дедушка, где ты такой хлеб сеял и где твое поле было?

И сказал дед:

Мое поле было - земля божья. Где вспахал, там и поле. Земля вольная была. Своей землю не звали. Своим только труды свои называли.

Скажи же,- говорит царь,- мне еще два дела: одно дело - отчего прежде такое зерно рожалось, а нынче не родится? А другое дело - отчего твой внук шел на двух костылях, сын твой пришел на одном костыле, а ты вот пришел и вовсе легко; глаза у тебя светлые, и зубы крепкие, и речь ясная и приветная? Отчего, скажи, дедушка, эти два дела сталися?

И сказал старик:

Оттого оба дела сталися, что перестали люди своими трудами жить,- на чужое стали зариться. В старину не так жили: в старину жили по-божьи; своим владали, чужим не корыстовались.

(урок вдумчивого чтения).

Изучение творчества Л. Н. Толстого в школе всегда связано с решением важных нравственных задач. К рассказу-притче «Зерно с куриное яйцо» целесообразно обратиться после изучения притч Нового Завета, когда уже произошло знакомство с этим жанром. Чтобы сохранить авторскую интригу, текст не следует читать заранее, до урока; процесс неторопливого, вдумчивого чтения происходит в рамках учебного занятия.

Первый абзац произведения чрезвычайно интересен, так как в нем (это же экспозиция) дается характеристика мира, в котором живут герои рассказа. Каков он, этот мир? Что за люди его населяют?

Сначала в рассказе появляются дети. Ребята нашли в овраге «штучку» с куриное яйцо и продали ее проезжему «за пятак». Сами денег за нее не платили, а с проезжего взяли. При этом они даже не попытались узнать, что это за «штучка». А если эта «штучка» есть нечто такое, что продавать нельзя? Не указывает ли их поступок на то, что деньги имеют для них большую ценность, нежели процесс поиска истины и сама истина?

Почему же в этом мире такие дети? Для внимательного читателя ответ очевиден: они берут пример с взрослых. Проезжий, купив у ребят «штучку», повез ее в город к царю. Зачем? У царя денег больше, следовательно, продать находку ребят он может дороже. Этот его поступок отягощен еще одной виной: «штучку» царю он продал «за редкость», т. е. обманул корысти ради. Стало быть, проезжий не только не ищет истины, он намеренно ее искажает, лжет с целью наживы, забыв о совести.

Вот на чем держится мир, где происходят действия рассказа.

Второй абзац перемещает читателя из деревни в город. Да не просто в город – в столицу, где живет царь, где есть люди ученые, способные найти ответы на все вопросы, - мудрецы.

Царь, желая выяснить, что за предмет был им приобретен, полагается на мудрецов. Однако мудрецы, сколько ни думали, не нашли ответа, пока курица, проклевав дыру в «штучке», не открыла им истину: «Это – зерно ржаное». Почему ответ нашла именно курица, сказать сложно. Возможно, потому, что обычно в народе эту птицу считают глупой; возникает вопрос: не глупее ли курицы эти мудрецы, коль без ее помощи не могли найти ответ? А может быть, курица символизирует здесь нечто, происходящее само по себе, без вмешательства человека: не мудрецы отыскали истину – она открылась сама, по чьему-то велению свыше.

Третий абзац открывается словом «удивился». Чему же удивился царь? Тому, что это именно зерно, а не «редкость», как ему сказал проезжий, не диковинка какая? Нет, царя не удивил обман (видимо, ложью никого в этом мире не удивить). Такой вывод следует из дальнейших распоряжений царя: он велит мудрецам узнать, где и когда это чудо-зерно родилось. Значит, более всего поразили его размеры находки. При этом важен тот факт, что в вопросе царя содержится указание на место и время: «где и когда»? Царю сложно представить, что волшебным краем, где некогда произрастало такое чудо-зерно, является земля, которой он правит, на которой живет. Значит, дело не в особых свойствах земли, а в чем-то другом. В чем же?

Ответ предстоит найти мудрецам. Это еще один шанс доказать свою «мудрость». Однако хоть и прибегают умные мужи к книгам, ответа на вопросы царя сами не находят. Но решение принимают действительно мудрое, пожалуй, единственно верное: предлагают спросить о находке у мужиков, которые черпают знания не из книг, а от предков своих, стариков.

Следуя традициям русского фольклора, Л. Н. Толстой показывает трех старцев, каждый из которых представляет свое время.

Сначала перед царскими очами предстает «старый мужик». Его разыскали и привели к царю, чтобы «ответ держать». Называя героя своего рассказа «старым стариком», автор явно подчеркивает его принадлежность к другому времени. Мужик показан «зеленым, беззубым». Он «насилу вошел на двух костылях», «не видит уже», глух настолько, что «насилу-насилу расслышал», а вопросы царя «насилу-насилу понял». В диалоге старик говорит о своем времени: «Когда покупали хлеб, все такое же зерно мелкое было, как и теперь». Таким образом, тайну чудесной находки «старый старик» разгадать не сумел, но и царя, и читателя удивил. Чем? Оказывается, у него еще жив отец. Нетрудно представить, каким может быть отец этого «старого старика», если сам он не видит, почти не слышит и едва понимает. Читатель рисует в своем воображении самые невероятные картины, но автору все же удается его поразить.

«Стариков отец» приходит к царю «на одном костыле», он «еще видит», «хорошо разглядел» зерно; хоть и «крепонек на ухо», «расслышал лучше сына». Он старше годами, но выглядит моложе и здоровья в нем больше. Его молодость пришлась на то время, когда «денег еще и в заводе не было», хлебом все своим кормились, «по нужде – друг с дружкой делились»; а зерно крупнее и умолотнее было. Сопоставляя ответы двух старцев, читатель понимает: не земля, а люди раньше другие были, не было в них жадности, корысти, лености. Оттого и зерно крупнее было, и человек здоровее. Видимо, с годами утратили люди что-то очень важное в себе, а причину ищут в окружающем их мире.

На многие вопросы ответил этот мудрый старик, но вопрос царя он переадресует своему отцу, который тоже, оказывается, жив.

Третий старик, «дед», на разговор с царем пришел «без костылей», «вошел легко», «глаза светлые, слышит хорошо и говорит внятно», «зубы крепкие», «речь ясная и приветная». Чудо-зерно его не удивило: «Хлеб такой на моем веку везде раживался». Однако время это осталось в далеком- далеком прошлом, и старик с грустью замечает: «Давно не видал я старинного хлебушка». Почему же не родит теперь земля такое зерно? Ответ на этот вопрос – в мудрых речах деда. «В мое время, - говорит он, - и вздумать никто не мог такого греха, чтобы хлеб продавать, покупать. А про деньги и не знали: хлеба у всех своего вволю было». И если сын и внук вслед за царем говорят, что зерно сеяли «на своем поле», старик не считает себя собственником земли: «Мое поле было – земля божья. Где вспахал, там и поле. Своей землю не звали. Своими только труды свои называли».

Да, забыли люди о своем назначении на земле. В прежние времена, когда они к земле уважение имели, земля-матушка давала хлеба столько, что человек и сам «век свой кормился и людей кормил». Когда же возомнил человек себя хозяином земли, поле «своим» назвал, пришлось ему испытать на себе, что такое нужда. Однако в трудные минуты вспоминал он о божьих законах: хлебом с братом своим делился. А уж когда человек постиг науку не давать, а продавать хлеб, этот дар земли, зерно стало мелким, теперь в нем не было уже той силы, которая одолевала любую хворь, угрожающую человеку.

Диалог царя с третьим стариком занимает в рассказе больше места, нежели другие, так как здесь звучат самые важные, мудрые мысли. И заканчивается рассказ тоже словами деда: «В старину не так жили; в старину жили по-божьи; своим владали, чужим не корыстовались». Видя, как люди живут сегодня, старик понимает: живут «не так», т. е. «не по-божьи».

Эти слова старика невольно возвращают читателя к началу рассказа. Ребята (а ведь дети - это не только наше «сегодня», но и «завтра») нашли «штучку»; значит – она чужая, им не принадлежит. Однако они ее продали, «чужим покорыстовались». Проезжий поступил «не по-божьи»: продал царю «штучку» за диковинку. А затем царь стал выяснять, какая земля такой хлеб родит. Но зачем? Не затем ли, чтобы вырастить такое зерно да продать его подороже?

Речи старика интересны и царю, и автору, и читателю, потому что дед этот и есть истинный мудрец. Проблема только в том, поймет ли кто его речи, услышат ли люди сказанную вслух истину или останутся глухи к тому, в чем из-за духовной близорукости своей не видят личной выгоды.